Цитаты

Цитаты в теме «голова», стр. 57

Пародия на песню "Ах, какая женщина!"
1.В дорогущем ресторане
Разгулялися армяне,
Никогда туда не попаду я.
Деньги пачками швыряют,

Наши девки их ласкают.
Ах, как сильно я ревную.
Я смотрел через витрину
Эту сладкую картину.

Закружило голову хмельную.
Пр: Ах, какая жизнь у них!
Какая жизнь у них! Мне б такую.(2 раза),

2.Помню, как-то раз в Одессе
Подвезли на «Мерседесе».
Это не машина, просто чудо.
Электроникой набитый,

Чёрной краскою покрытый,
В общем, маде ин оттуда.
Где же эта вся фигня
У моёго «Жигуля»?

У конструкторов спросить хочу я.
Пр: Ах, какая тачка, блин.
Какая тачка, блин. Мне б такую. (2 раза).

3. А в парламенте дебаты,
Заседают депутаты,
За законы голосуют.
Там они сидят, зевают,

Кучу денег получают,
Да ещё, к тому ж, воруют.
Льготы разные, охрана,
И обед из ресторана,
И квартиру Вам дадут большую.

Пр: Во, работа классная! Работа классная! Мне б такую. (2 раза).
Мы еще повоюем! Какая ничтожная малость может иногда перестроить всего человека!
Полный раздумья, шел я однажды по большой дороге.
Тяжкие предчувствия стесняли мою грудь; унылость овладевала мною.
Я поднял голову Передо мною, между двух рядов высоких тополей, стрелою уходила вдаль дорога.
И через нее, через эту самую дорогу, в десяти шагах от меня, вся раззолоченная ярким летним солнцем, прыгала гуськом целая семейка воробьев, прыгала бойко, забавно, самонадеянно!
Особенно один из них так и над саживал бочком, бочком, выпуча зоб и дерзко чирикая, словно и черт ему не брат! Завоеватель — и полно!
А между тем высоко на небе кружил ястреб, которому, быть может, суждено сожрать именно этого самого завоевателя.
Я поглядел, рассмеялся, встряхнулся — и грустные думы тотчас отлетели прочь: отвагу, удаль, охоту к жизни почувствовал я.
И пускай надо мной кружит мой ястреб - Мы еще повоюем, черт возьми!
К нам на небо из земной юдоли
Жаркий дух вздымается всегда —
 Спесь и сытость, голод и нужда,
Реки крови, океаны боли,

Судороги, страсти, похоть, битвы,
Лихоимцы, палачи, молитвы.
Жадностью гонимый и тоской,
Душной гнилью сброд разит людской,

Дышит вожделением, злобой, страхом,
Жрет себя и сам блюет потом,
Пестует искусства и с размахом
Украшает свой горящий дом.

Мир безумный мечется, томится,
Жаждет войн, распутничает, врет,
Заново для каждого родится,
Заново для каждого умрет.

Ну, а мы в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины
Юности и старости не знаем,
Возраста и пола лишены.

Мы на ваши страхи, дрязги, толки,
На земное ваше копошение
Как на звезд глядим коловращение,
Дни у нас неизмеримо долги.

Только тихо головой качая
Да светил дороги озирая,
Стужею космической зимы
В поднебесье дышим бесконечно.

Холодом сплошным объяты мы,
Холоден и звонок смех наш вечный.
Полуграмотные, косные люди, такие, как этот ваш приятель, только воображают, что способны думать, а на самом деле какой вопрос ни возьми, в голове у них полнейшая путаница из готовых штампов То это «бесчеловечная жестокость пруссаков», то «немцев надо истребить — всех до единого». Вечно они толкуют, что «дела сейчас плохи», но притом «нет у них веры в этих идеалистов». Сегодня Вильсон у них «мечтатель, оторванный от практической жизни», — а через год они осыпают его бранью за то, что он пытается претворить свои мечты в жизнь. Мыслить четко, логически они не умеют, умеют только тупо противиться любой перемене. Они считают, что необразованным людям не следует много платить за работу, но не понимают, что если не платить прилично необразованным людям, их дети тоже останутся без образования, и так мы и будем ходить по кругу. Вот он — великий класс, средняя буржуазия!
Выражается сильно российский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище, хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойких русский ум, что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы.
Цезарь задает Питу вопрос, есть ли у него девушка.
Пит колеблется, потом неубедительно качает головой.
— Не может быть, чтобы у такого красивого парня не было возлюбленной! Давай же, скажи, как ее зовут! — не отстает Цезарь.
Пит вздыхает.
— Ну, вообще-то, есть одна девушка Я люблю ее, сколько себя помню. Только я уверен, до Жатвы она даже не знала о моем существовании.
Из толпы доносятся возгласы понимания и сочувствия. Безответная любовь — ах, как трогательно!
— У нее есть другой парень? — спрашивает Цезарь.
— Не знаю, но многие парни в нее влюблены.
— Значит, все, что тебе нужно, — это победа: победи в Играх и возвращайся домой. Тогда она уж точно тебя не отвергнет, — ободряет Цезарь.
— К сожалению, не получится. Победа в моем случае не выход.
— Почему нет? — озадаченно спрашивает ведущий.
Пит краснеет как рак и, запинаясь, произносит:
— Потому что потому что мы приехали сюда вместе.
В таком возрасте в голову вбиваются мысли о платонической любви, целомудрии, светлом и прекрасном чувстве. Которое толкает людей к суициду. Дочери взрослеют, похоть становится неудержимой. Первый секс, первая симпатия. Разрыв. Злоба. Обида. Смирение. К двадцати семи годам Аннет знала, что такое «страдания». Знала, кому можно доверять, а кому нет. Но ее мать предпочитала напоминать о том, что должны быть внуки. Обязаны быть. Или ты становишься никем. «Мамочке за тебя стыдно». Нет. Мамочке стыдно за себя, ибо она не может похвастать в телефонном разговоре достижениями своих внучат. От Аннет требовали того, чего она дать была не в состоянии. Никто ни разу не поинтересовался, почему так происходит. Аннет была бесплодна. Никто ни разу не спросил, чего хочет она. Только мощнейшее назидание.
«Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Оставьте же меня, ***ь, в покое»